26 ноября игумения Евфросиния выступила с докладом на монашеской конференции

В наше время, когда Православной Церкви возвращены практически все ранее существовавшие монастыри и основано много новых, подавляющее большинство из которых уже восстановлены и обустроены, нам особенно важно теперь обратить более пристальное внимание на монашеский дух подвижников нашей Матери-Церкви и развивать их традицию в современных условиях, противостоя вызовам и соблазнам сегодняшнего дня.

Существует достаточно устойчивое мнение о том, что монашеская традиция Русской Православной Церкви была прервана, и нам якобы больше ничего не остается, кроме как обратиться к греческим братьям и учиться у них монашескому житию, потому что собственные устои утеряны навсегда.

Безусловно, обращение к традициям других Поместных Православных Церквей во многом оправданно – нет ничего худого в том, чтобы перенимать какой-либо добрый опыт у более преуспевших. Да и в целом монашество имеет своей родиной Православный Восток. Но является ли обращение к греческим собратьям единственным путем возрождения и развития монашеской традиции Русской Православной Церкви? Ведь за тысячу с лишним лет ею накоплен свой, с учетом пережитых многочисленных войн и нашествий, гонений и страданий во многом уникальный опыт, определивший характерные черты нашего русского монашеского наследия.

И одно из выдающихся явлений в этой тысячелетней истории – Оптинское старчество, основоположниками которого стали последователи прп. Паисия Величковского. Сама история его возникновения показывает, что истинная жизнь духа угаснуть и прерваться не может. Здесь можно провести аналогию с законом сохранения энергии – фундаментальным законом природы, который утверждает, что энергия никуда не исчезает и не возникает из ничего; она только переходит от одного тела к другому или превращается из одного вида в другой.

Реформы, начатые Петром Первым и продолженные следующими правителями Российской империи, не лучшим образом отразились на судьбе всех монастырей Русской Православной Церкви. Не стала исключением и Оптинская обитель. Согласно историческим документам в 90-е годы XVIII века там было всего три монаха, и те глубокие старики. Положение стало меняться, когда на монастырь обратило внимание священноначалие, в особенности Калужский архиерей Филарет (Амфитеатров), закончивший свою жизнь митрополитом Киевским. И уже спустя всего лишь 30 лет – по историческим меркам совсем крошечный срок – после того, когда, казалось, монастырь снова будет закрыт, в нем оживает духовная жизнь и расцветает старчество.

Сохранилось такое высказывание упомянутого митрополита Филарета (Амфитеатрова): «Те наставники похвальны, которые приводят не к себе, а к Богу». Этими словами можно сформулировать основное кредо всего Оптинского старчества – не затмевать собою Бога. Все 14 прославленных Церковью Оптинских старцев высшую свою задачу как духовников видели в том, чтобы сделать самих себя ненужными. То есть чтобы их чада, наконец, сами доросли до способности самостоятельной нравственной и духовной оценки происходящего.

По теме молитвы Оптинские старцы сказали многое, сумев охватить своими наставлениями широкий круг вопросов и проблем, с которыми приходится сталкиваться христианину на его молитвенном пути. Вместить всё это в рамки одного доклада достаточно сложно. Поэтому, обозначив фундаментальную основу их учения о молитве, попытаюсь коснуться некоторых аспектов, вне которых, по учению Старцев, невозможно следовать путем молитвенного делания.

Перед тем, как устремиться к высотам духовной жизни и молитвенным состояниям, Старцы считали христианину необходимым в первую очередь возродить в себе совесть, направить усилия на достижение и поддержание мира с ближними, научиться без искажения оценивать свои мысли, слова и поступки в свете Евангелия. Универсальная основа молитвенного пути, по учению Старцев, – смирение. Поэтому многие их поучения, касающиеся молитвы, прямо или косвенно затрагивают тему смирения. И именно поэтому прежде всего Старцы обустраивают до этого «своекоштный» Оптинский монастырь по общежительному уставу, чтобы, по слову Священного Писания, у братии было одно сердце и одна душа (Деян. 4,32). То есть налаживанию духовной жизни обители предшествовала и сопутствовала настройка внешнего уклада.

Насколько там был строгий устав жизни, можно судить по сохранившимся воспоминаниям свт. Игнатия Брянчанинова, бывшего в 1830 году в Оптиной пустыни послушником у старца Льва. Вот лишь краткие выдержки: «Все отличались глубоким смирением. Каждый старался превзойти другого в этом отношении. …Даже взглядом боялись друг друга оскорбить. …Все сохраняли безмолвие. По кельям друг ко другу не ходили. …Новоначальных наставляли не столько словом, сколько своим примером. …О водке и табаке не было и помину. …Больше же всего Старец научал смирению».

Все Оптинские старцы учат, что Бог ждет от человека прежде всего смирения, именно смиренная молитва угодна Богу. Правильное дело и для начинающих, и для средних, и для совершенных есть молитва, очищение помыслов и терпение постигающих нас скорбей. Да и сама молитва без очищения помыслов и без перенесения скорбей совершаться не может [прп. Амвросий]. Дар умной молитвы, по мысли Старцев, надо заслуживать, причем не одной молитвой, но и прочими благими делами, то есть смирение в молитве должно быть дополнено смирением во всей жизни. Прп. Макарий говорит определенно: без добродетелей, порождаемых смирением, молитва не является подлинной. В этом случае она есть лишь маска молитвы, то есть образ, лишенный своего внутреннего содержания. И в этом подходе нет никакого «новаторства». Ещё свт. Иоанн Златоуст утверждал, что молитва есть плод жизни по Евангельским заповедям, а добродетель есть плод молитвы.

Главное, чтобы исполнять правило со смирением и не думать о себе, что «я правило исполняю — и достаточно мне». Я писал к тебе, что хотя ты и будешь исправлять правило, но не будешь нудить себя к терпению, смирению и любви, послушанию и прочим добродетелям, то одни правила не принесут тебе никакой пользы [прп. Макарий].

Приводя свидетельства великих отцов-подвижников, оптинские Старцы убеждали: несвоевременное стремление к высокой, созерцательной жизни чревато прелестью, умоисступлением, а нередко не только душевной, но и физической смертью. Своих чад они стремились направить на борьбу со страстями, коренящимися глубоко в душе, понимая, что преодоление себялюбия, самомнения и других пороков гораздо более тяжелый труд, чем выполнение молитвенного правила. Большинству из нас известен случай, когда брат, выпрашивающий у прп. Леонида благословение на ношение вериг, не смог снести даже пощечины от кузнеца.

Человек может достигать совершенства только при помощи Божией, а это в корне подсекает всякую гордую мысль. Вот несколько цитат из писем прп. Анатолия: «Мы дали тебе лёгенькую-прелёгенькую молитву – всего пять слов. А ты и тут ухитрилась отыскать что-то особенно великое, отличающее тебя от других, то есть то, что, собственно, тебя должно было бы смирить, тем ты в безумии своем думаешь ещё и гордиться». И в другом месте: «Не знаю, какова ты теперь стала на деле, а на словах — просто пророк Илия: затворяет и, по крайней мере, растворяет молитвою небо и сводит [свыше не дождь, а] снег! Чудо чудное! Я, грешный, тридцать лет живущий в пýстыни, никак не могу собраться с силами начать молиться о грехах, а Н. небо отверзает. Увы моему окаянству! Помолись, чтобы Господь отверз мне двери покаяния. Впрочем, и тебе сего желаю!». То есть, по мысли Старцев, главная добродетель молитвы – смиренное прохождение степеней своего несовершенства, а не горделивая демонстрация степеней своего совершенства. Ведь ещё не все Давиды, прочетшие Псалтирь, и не все Дамаскины, прочетшие каноны. Лучше простое, всем нам близкое мытарево моление [прп. Лев]. Не любили Старцы, если кто-то усиленно выражал в словах и поступках внешнее смирение, неискреннее усердие, наигранное благоговение и называли это «химерою».

Как молитва виляет на отношения с людьми, так и отношения с окружающими напрямую влияют на молитву. Тем, кто осуждает других, Иисусова молитва не дается. Поэтому так много внимания Оптинские старцы уделяли вопросам отношений с ближними. В последнее время у нас часто говорится о любви игумена к послушнику, что, безусловно, является очень важной темой. Но, к сожалению, совсем ничего не слышно о любви послушника к игумену. А ведь любовь без смирения не может быть прочна и тверда. Прп. Никон писал: «Если кого любишь, то и смиряешься перед ним. Где любовь, там и смирение, а где злоба – там гордыня». Во взаимоотношениях насельников друг с другом Старцы побуждали иметь уважение и любовь о Господе, соблюдая себя от празднословия и кощунства. Хочу заметить, что уважение здесь стоит на первом месте, предваряя любовь.

Если же не видишь в них любви – отвечал прп. Лев одному из своих учеников, – то это потому, что ты сам в себе любви не имеешь. Покажи прежде сам истинные черты любви, и тогда увидишь, что любовь у них обитает, и к тебе хранится обильно. Такое состояние порождало мнительность, от которой Старцы ограждали своих чад. Тебе кажется, что у тебя послушание более всех, а мне кажется, что у тебя гордости более всех [прп. Анатолий]. Есть немало и таких, которые сплошь да рядом сомневаются в доброжелательстве ближних от меньших до старших. Будь для них кто добр, как Ангел, они и тому не поверят, приискивая и выставляя на вид какие-нибудь малозначащие причины [прп. Амвросий].

Смиренномудрие как фундамент молитвы неотрывно от послушания. Фарисей больше нашего и молился, и постился, но без смирения весь труд его был ничто, а посему ревнуйте наиболее мытареву смирению, которое обычно рождается от послушания, и достаточно вам.[прп. Антоний]. До нас дошел такой случай из жизни прп. Леонида еще в бытность его в Белобережской пустыни. Однажды накануне престольного праздника братия, несшие послушание на клиросе, чем-то недовольные, отказались совершать службу, надеясь этим принудить настоятеля выполнить некоторые их требования. Но настоятель не захотел уступить и, чтобы смирить их, позвал отца Леонида с другим братом пропеть праздничную службу. Преподобный весь день возил с хутора сено. Усталый, покрытый пылью, он только что собирался передохнуть, когда ему передали волю настоятеля. Без всякого ропота отправился он в церковь и вдвоем с товарищем пропел всю всенощную.

Нерадение к молитве чаще всего проявляется в лености, оставлении её под каким-то предлогом, в том числе и под предлогом своей немощи. Однако Старцы предостерегали от таких действий. Дóлжно лень от усталости отличать [прп. Иосиф]. Подыскивание себе оправданий не может успокоить совести, оно только больше расстраивает человека [прп. Никон].

Старцы также беспокоились о том, чтобы люди не оставались в беспечности и не возлагали всю свою надежду на постороннюю молитвенную помощь. Прп. Амвросий делал это в присущей ему манере: «Боже-то поможи, да и сам мужик не лежи». И прибавлял: Вспомни, 12 апостолов просили у Спасителя за жену хананеянку, но Он не услышал их, а сама стала просить – и упросила». Или так писал: «Не будь как докучливая муха, которая иногда без толку около летает, а иногда и кусает, и тем и другим надоедает».

Усилия Старцев были направлены и на то, чтобы инфантильное нежелание самому нести ответственность за свою жизнь и за свои поступки не выдавалось за отсечение своей воли. Когда вы возлагаете на меня свое исправление, то помните мое вам напоминание и послушайте его: без вас я вам не смогу помочь, а тем более без помощи Божией [прп. Макарий]. Прп. Амвросий говорил предельно просто: «Молитвы тому помогают, кто сам себя исправляет». А прп. Иосиф по этому же поводу писал: «Просите молитв о вас, то молюсь, как и о всех. Но сами больше молитесь, не ленитесь. …Не осуждайте никого, всех прощайте. Считайте себя худшими всех на свете и спасены будете. Как можно больше молчите».

Единственный способ собирать свой ум во время молитвы и хранить его более спокойным – это не допускать его блуждать в другое время. Избыток информации ведет к оскудению души. Сиди в своей келии, и та всему доброму тебя научит. А чужие келии всегда учат всякому злу [прп. Анатолий]. Чтобы быть покойной, не ищи ничьей дружбы. …Не прилагайте сердца к суете мирской [прп. Никон]. Не способствуют дóлжному молитвенному настрою и отлучки из монастыря. Старцы их не одобряли: …Хотя иноки и почтены от Господа ангельским образом, но крыльев ангельских им не дано. Может быть и потому, чтобы всякий инок наиболее находился на своем месте и внимал своему спасению, а иначе бы все разлетелись кто куда, так что иного настоятель не скоро бы дождался в обитель [прп. Антоний].

Каким бы трудным не казался путь молитвенного делания, Старцы указывают на необходимость терпения и отмечают, что хоть и не скоро, но придет время, когда дадут результат два фактора развития молитвенности в человеке: опыт и помощь свыше.

Однако опыт необходим не только для стяжания молитвы, но и для её хранения. Необходимо хранить плод молитвы. Он губится, теряется очень часто от празднословия сразу после молитвы и от мечтания, которое есть то же празднословие, но лишь с самим собой [прп. Никон]. До нас также дошел рассказ, когда братия монахи, в ожидании приема у старца Амвросия, разговаривали между собой о нужном и ненужном. А старец, проходя, мимоходом скажет: «Народ! Не разевай рот».

Также Старцы при случае напоминали, что для хранения нужного молитвенного настроя необходимо воздержание в пище («Говорят, что ты большая лакомка! Старайся попроще есть и жить!» [прп. Амвросий]), а также трезвомыслие и воздержанность в отношении похвал («Когда нас хвалят, мы услаждаемся, а при укоризнах падаем духом и расстраиваемся. А надобно бы быть равнодушнее» [прп. Макарий]. А вот что отвечал прп. Амвросий, когда одна из Шамординских сестер сказала: «Вот и вы, батюшка, нас никогда не хвалите». «Да что ж мне вас хвалить, — ответил Старец, — когда вы сами себя хвалите». Он же в другом месте утверждал, что истинный монах не корит и не хвалит.

Старцы учили, что так необходимое для стяжания молитвы милостивное благоволение Божие к иноку привлекают его сердце и уста, благодарящие Бога за всё. Научали видеть вокруг себя поводы для благодарения. Так, одному из братий, получившему прещение от монастырского начальства, прп. Анатолий писал: «А ты благодари, тысячу раз благодари, что вас ограждают от волков, стерегут, бдят за вас. И наказание, какое дадут, принимайте с радостью. Блажен, его же накажеши, Господи!».

Храните себя во смирении, а не увлекайтесь мнением [прп. Макарий]. Безусловно, это касается и нас, игуменов и игумений. Характерен такой пример. Один настоятель беседовал с прп. Львом о своей братии и между прочим сказал: «У меня такой-то брат примерно живет». Старец Лев при этом вскочил со своего стульчика, бросил свое вязание и сотворил на себе большое крестное знамение, ударяя с силою в чело, грудь и оба плеча. «Господи Боже мой! – воскликнул он. – Сколько безумной гордости в малых словах! «У меня!», «У меня!». А что есть у тебя своего? Одни грехи, одно твое бессмысленное тщеславие. Монастырь не твой – преподобного; братия пришли не к тебе – ко Христу, Господу своему, чая спасения от Него. …Хотя бы ты сказал: наша братия находят, что такой-то живет так-то. А ты говоришь: у меня! Господствовать хочешь над братией? …Да знаешь ли, за что братия соблазнялась на меня в Белых Берегах? Не за чванство мое, а напротив, за то, что я держал себя пред ними слишком просто, что ездил в Брянск в простой телеге, сам иногда управляя лошадью. А им, как и тебе, хотелось, чтобы настоятель походил на барина. …Из них и вышли подобные тебе, а на пользу ли душе было их начальство? Нет брат, доброго настоятеля из барина не будет. Следовало бы тебе подражать отцу игумену Моисею хотя бы удержанием словес и их обдуманностью. Апостол говорит, что могущий удержать свои уста силен воздержать и все страсти. Помяни мои слова: не быть и тебе воздержанным!» Настоятель краснел, но не оправдывался.

Продолжить хочу словами прп. Варсонофия: Нам осталось одно: смирение. Время суровых подвигов прошло, должно быть, невозвратно. Вот, например, о. Вассиан принимал на себя суровые подвиги, иногда не топил келью, постился всю Четыредесятницу, но никаких дарований не имел. А батюшка о. Макарий и в келье имел обыкновенную температуру, и не постился особенно, и келейников иногда распекал, когда они были виноваты, — и имел много духовных даров: и дар исцеления, и изгнания бесов, и дар прозрения… хотя не принимал никаких особенных подвигов. Нам и остается — смиряться…». И пусть утешением нам будут слова прп. Амвросия: «Игуменская должность всех вериг тяжелее. Её одной достаточно, чтобы сокрушить и смирить сердце».

Оптинские старцы не просто оставили после себя богатое наследие писаний и учений, но продемонстрировали живой пример монашеской жизни. Как в XIX-м столетии их наставления и поучения способствовали духовному возрождению и стали для многих основой жизни в Боге, так и ныне, «как олени на источники вод», мы должны прибегать к этому благодатному источнику духовной мудрости.

Если в революционную эпоху общежительное монашество в Русской Церкви практически исчезло, то это не значит, что традиция прервалась. Она просто стала незаметной для внешних взоров. И подтверждение тому – великий сонм новомучеников и исповедников нашей Матери – Русской Православной Церкви. К примеру, архим. Иоанн Крестьянкин вспоминал, что никогда потом он так не молился, как во время своего пребывания в концлагере.

Творения святых отцов читаются делами. Теперь в своих благоустроенных монастырях мы всё внимание должны направить на то, кем именно будут наполнены наши обители. И в этом деле как ни в каком другом важнее не количество, а качество. Федор Михайлович Достоевский, не единожды посещавший Оптину пустынь и её Старцев, говорил так: «Хорошее время с неба не падает, а мы его делаем. Оно заключается в сердце нашем».

Благодарю за внимание.